fbpx Место силы | Platfor.ma
МЕСТО СИЛЫ:
как выглядели дома Фриды, Хэма и украинских писателей
Сегодня легко в буквальном смысле заглянуть домой к творческим людям – интерьерные фото квартир лучше хозяев расскажут о современном креативном классе. А как обустраивали свои жилища известные личности, когда хюгге, скандинавский стиль, бохо или минимализм еще не были в тренде? Platfor.ma вместе с микрорайоном «Таировские сады» в Одессе решили посмотреть, где жили знаменитые художники и писатели прошлого.
Сегодня легко в буквальном смысле заглянуть домой к творческим людям – интерьерные фото квартир лучше хозяев расскажут о современном креативном классе. А как обустраивали свои жилища известные личности, когда хюгге, скандинавский стиль, бохо или минимализм еще не были в тренде? Platfor.ma вместе с микрорайоном «Таировские сады» в Одессе решили посмотреть, где жили знаменитые художники и писатели прошлого.
Оксана Расулова
13 березня 2018
Автор
«Голубой дом» Фриды Кало
Мехико, Мексика
Внешне дом знаменитой художницы – а сегодня по совместительству и музей – ничем не отличается от остальных в городском районе Койоакан. Внутри же это самое экстравагантное здание Мексики.

Название музею подсказал цвет внутренних и внешних стен. Всего в «Голубом доме» десять комнат. В девяти из них можно найти картины Фриды Кало и ее возлюбленного Диего Риверы, личные вещи пары, предметы быта и национальную одежду. Десятое помещение – вестибюль, он примечателен мозаикой из натурального камня. Есть здесь и необычные экспонаты: две статуи Иуды из папье-маше, урна с прахом Фриды, ее корсет и инвалидная коляска.

Художница выросла в этом доме и некоторые моменты вспоминала с особенной теплотой:
Я подышала на оконное стекло комнаты, оно выходило на улицу Альенде. Стекло запотело и я пальцем нарисовала "дверь". Полная восторга, я в своем воображении выходила через эту "дверь". Я стирала рукой "дверь", и она исчезала. Я бежала со своей тайной, со своей радостью в самый дальний угол патио дома, всегда в одно место, под кедровое дерево, там я плакала и смеялась.
Отец-фотограф построил дом на деньги от государственного заказа, и сперва все было спокойно: большая семья, любимая работа, игра на старом немецком пианино по вечерам (Фрида особенно любила вальс «Голубой Дунай» Штрауса). А уже спустя десятилетия, во время революции и гражданской войны в Мексике, художница вспоминала, как на их улице шли бои и раненые через окна влезали в дом, чтобы передохнуть и поесть.

В 1925 году восемнадцатилетняя Фрида попала в серьезную автомобильную аварию. Энергичная и яркая девушка на долгие годы оказалась прикованной к постели: на восстановление шли долгие месяцы, она больше не видела мир таким ярким, и, чтобы хоть как-то спастись, начала рисовать:

У моего папы в углу его маленькой фотографической комнаты много лет хранились коробка с масляными красками, несколько кистей в старой вазе и палитра. Для собственного удовольствия он ходил рисовать на берег Койоакана. Лежа долго в кровати, я воспользовалась случаем и попросила отца дать мне краски. Моя мать попросила плотника сделать мне мольберт. Я лежала, поскольку гипсовый корсет не позволял мне сидеть. И таким образом я начала заниматься живописью.
Каждая картина Фриды становилась глубокой рефлексией на тему детства и пережитой травмы. Когда художница выздоровела, она стала посещать вечеринки местных коммунистов и знакомиться с новыми людьми. Именно тогда в город вернулся Диего Ривера – один из лучших художников Мексики. Кало решила показать ему свои работы.

Через неделю Диего постучал в дверь «Голубого дома». Вдруг он услышал, как кто-то прямо над его головой насвистывает «Интернационал» – на дереве сидела Фрида. Семья Кало приняла Риверу, и лишь во время одного визита отец художницы предостерег молодого человека, что его дочь – дьявол и он зря с ней связался. На это Диего ответил, что в курсе ее нрава и тот его вполне устраивает.

Поместье Эрнеста Хемингуэя
Гавана, Куба
Поместье «Финка Вихия» было построено в 1886 году. Впервые Хэм заприметил его в 1939 году, спустя десять лет после первого визита на Кубу. Уже через год он стал полноправным владельцем особняка, где проживет с перерывами 20 лет.

Сбоку от основного здания – домик для гостей, гараж, голубятня и башня, из которой можно наблюдать за Гольфстримом. В саду из пальм, акаций, манговых и цитрусовых деревьев до сих пор стоит рыбацкая лодка «Пилар» – на ней писатель выходил в море и даже следил за немецкими подводными лодками. В память о его любимых кошках вокруг уже заросшего бассейна между миндальных деревьев остались небольшие надгробные камни.

Возле входной двери висит колокол. Раньше его использовали для вызова рабов, поэтому Хемингуэй запрещал в него звонить. В комнате на столе рядом с карандашами и бруском медной руды на «Авиационной энциклопедии» – портативная печатная машинка – писатель работал только на ней. Всего в доме больше девяти тысяч беспорядочно расставленных книг, между которыми можно найти фотографии, награды, патроны, ордена и медали, афиши корриды, ракушки, виниловые пластинки, часы и барометры.

Стены же украшают чучела животных – Хэм был заядлым охотником. Там же находятся охотничьи сапоги и старый австрийский карабин калибра 6,5 – именно этой моделью пользуются герои в произведениях «Снега Килиманджаро» и «Острова в океане».

Писателю было важно создавать условия не только для комфортной жизни, но и для работы – в доме даже не было телефона, чтобы никто не отвлекал:
Что такое подходящее место для жизни? Это любое место, где ты можешь работать и достойно зарабатывать на жизнь. Мне нужно немного – далеко не так много, как я имею – просто чтобы я мог писать и не беспокоиться о завтрашнем дне.
Здесь были написаны произведения «Старик и море», «По ком звонит колокол», «Праздник, который всегда с тобой». Обычно Хемингуэй вставал с рассветом и работал шесть часов подряд. Написанные страницы прижимал куском медной руды и шел в бассейн, играть в теннис или плавать на катере.

Уборка в поместье была настоящим ритуалом. Дважды в год чистили шкуры животных и рога. Ковер-циновку не выбрасывали, а «подшивали» волокнами пандануса из сада. Рамы картин опрыскивали антитермитной жидкостью, книги очищали от пыли и обрабатывали средством от моли, держа левой рукой за корешок и просматривая каждую страницу.

Хемингуэй верил, что растения ограничивать нельзя, поэтому мощные корни старой сейбы и других деревьев заползали под дом, делая пол неровным. Сначала писатель запрещал вырывать корни, но потом смирился – настил из досок поднимали и корень отрубывали. Один из таких трофеев до сих пор висит над дверью.

Дом писателей «Роліт»
Киев, Украина
Официально самый титулованный дом Украины (27 мемориальных досок) был возведен в 1934 году на улице Богдана Хмельницкого, 68. С тех пор в нем жили почти 130 писателей и поэтов, среди которых Остап Вишня, Олесь Гончар, Юрий Яновский, Андрей Малышко, Владимир Сосюра, Юрий Смолыч, Максим Рыльский, Семен Скляренко, Михаил Стельмах и Павел Тычина.

«Роліт» («робітник літератури») строился в два этапа. Первая пятиэтажная часть здания на 60 квартир была построена в 1934 году, семиэтажная пристройка появилась позже. Цокольный этаж облицован серым грубоколотым гранитом, а на фасаде оставили пилястры, парапеты, полуциркульные окна, цементные кронштейны, карнизы и балясины.

Квартиры были просторные, но с очень маленькими кухнями. Считалось, что когда наступит социализм, надобности готовить не будет – еду будут выдавать в подвальной столовой. Представитель писателей Иван Ле настоял, чтобы в доме сделали хотя бы маленькие кухни, и площадь под них выделили в последний момент. Право на кухню Ле отстаивал не зря – социализм так и не наступил, а столовая закрылась через три года.

Сейчас из «ролитовцев» в доме остался только Олег Микитенко, редактор журнала «Всесвіт» – он живет здесь с детства. В здании находятся офисы и квартиры, а ведь когда-то его помогали строить даже сами жители:

Допомагали й самі письменники. По дерев'яних сходинках підносили будівельникам цеглу та інший будівельний матеріал на своїх плечах.
- Из воспоминаний Киры Городецкой, жены прозаика Олексы Кундзича
Как раз по окончанию строительных работ началось самое интересное – распределение квартир. Обычно размер квартир определялся высотой литературных заслуг.

«І жив він у мешканні з трьох кімнат і кухні, що було стандартом майже для всіх мешканців цього будинку і що було вели­ким люксусом у цих умовах, – вспоминал писателя Аркадия Любченко Улас Самчук в книге «На коні вороному». – Він запросив нас до чималого, заложеного книгами, ка­бінету, на передній стіні якого, за робочим столом, висів портрет роботи знаного художника Анатолія Петрицького в стилі модерн, де ми розсілися на канапі і почали дуже жваву розмову».

Павел Тычина вселился в квартиру №38 по особенной причине – он был уверен, что его соседкой будет бывшая жена Валентина, хотя она уже была замужем. Когда Тычина вселился, оказалось, что Валентина живет этажом выше, но обменять квартиру уже не получилось.

На выбор Николая Бажана тоже повлияла любовь – он ушел из семьи и оставил своим родителям и бывшей жене с ребенком большую пятикомнатную квартиру, а сам с новой женой переехал в обычную ролитовскую «двушку», выменяв ее у Юрия Яновского на две большие комнаты старой квартиры.

Квартиры были не только «над землей». После закрытия столовой два небольших помещения в подвале отдали под жилые помещения, предварительно опустив горизонт дома ниже. В квартире №79 поселился поэт Дробязко – он был единственным, кто не участвовал в работе партии и жил на небольшие гонорары. При этом в его двухкомнатной подвальной квартире всегда были гости, особенно любил приходить в «подполье» и читать там свои стихи Владимир Сосюра – это был знак особого доверия и близости. Как показало время, в «Ролите» это было редкостью и даже риском.

Ищещь место силы у моря в Одессе? Узнай больше про микрорайон «Таировские Сады».
Усадьба Клода Моне
Живерни, Франция
Никто никогда не знал бы о деревушке Живерни в 80 километрах от Парижа, если бы в 1883 году туда не переехал Клод Моне, переманив за собой плеяду импрессионистов. Сейчас здесь расположен дом-музей и роскошный сад, который художник создавал на протяжении 43 лет.

Впервые Моне увидел Живерни из окна поезда – и сразу же влюбился в эти места. Решение осесть здесь пришло немедленно. Страстью Моне были цвета и цветы. Он занялся обустройством сада, а спустя десять лет выкупил под него еще и болотистый участок рядом с домом.

Когда Моне только переехал, к дому с зелеными ставнями вела мрачная аллея из елей и кипарисов. Он вырубил деревья, оставив пни, чтобы вокруг них плелись розы. Сейчас этот сад называется «Нормандским». На месте болота Моне создал «Водный сад» с прудом и японским мостиком. Попасть сюда можно только через туннель под дорогой.


Художник выписывал всевозможные журналы о садоводстве, читал энциклопедии, изучал ботанику и планировал все до мелочей: весной цвели тюльпаны, нарциссы, глициния, рододендроны и сирень, а летом – ирисы, маки, пионы, колокольчики, орхидеи и невероятное количество роз. Зная о его увлечении, друзья дарили ему все новые цветы.

Хотя сразу по приезду Моне столкнулся с материальными проблемами, он все равно был готов потратить на сад последние деньги. К счастью, это принесло свои плоды – вдохновленный цветами, художник начал больше писать, и его картины охотно покупали:

…Ко мне пришло откровение моего сказочного, чудесного пруда. Я взял палитру, и с того самого времени у меня уже почти не было никогда другой модели.
Моне вставал в пять утра в любое время года и в любую погоду. 30 лет подряд он устанавливал мольберт на берегу пруда с кувшинками, а когда уходил рисовать куда-то, писал жене Алисе письмо на десять страниц о том, как проходит его день. Именно в «полевых условиях» Моне создал «Стог сена», впервые использовав прием написания одного объекта при разных погодных условиях. Сейчас «Стог сена» стоит больше 80 млн долларов и является самой дорогой работой художника.

Соседи относились к Моне с опаской: он был неприветлив, вместо огорода сажал цветы и, к тому же, был художником. Однажды крестьяне даже решили через суд запретить сооружать в деревне озеро.

Спешу уверить вас, что разведение упомянутых водных растений отнюдь не имеет приписываемой ему важности, а служит исключительно для украшения и призвано радовать глаз, равно как и выступать в качестве сюжета для живописных полотен. Кроме того, я развожу в этом водоеме только безвредные растения – водные лилии, камыш и несколько разновидностей ирисов, которые в природном состоянии обычно растут по берегам нашей реки, а посему об отравлении речной воды не может идти и речи.
- Из письма Клода Моне префекту
Картины, написанные в саду, действительно стали особенными. На 250 из них изображены водные лилии, а длина самой большой работы – 17 метров. Моне любил сад за цвета и спокойствие. Но в 1911 году именно с цветом начались проблемы: умирает жена Алиса, из-за стресса у Клода развивается катаракта, но он продолжает рисовать. На поздних картинах цвета играют так, как он их видит больным зрением – например, кувшинки окрашены в розовый и сиреневый, хотя в реальности они были белыми.
Замок Сальвадора Дали
Кадакес, Испания
Дом родителей был для Дали особенным – там он обустроил первую мастерскую в прачечной на чердаке, где рисовал, мечтал о всемирной славе, наблюдал из окна за девушками и неохотно спускался на семейный ужин. Позже в письмах к Федерико Гарсиа Лорке художник писал, как счастлив возвращаться и обедать в оливковой роще, какое удовольствие ему приносит ожидание ремонта. Из-за конфликта с родителями Дали вынужден был забыть о доме, но забыть о любимом городе на берегу моря он не смог. Именно в Кадакесе он познакомится и будет жить с Галой.

Дом художника находится на окраине города – в рыбацком поселке возле бухты. Его строили по старинной технологии, а известковый раствор готовили по рецепту Дали.

Мечта осуществлялась. Конкретная и прямая личность Гала воплотила здесь мой дефективный бред. Пока были только четыре стены и дверь, но уже и это было героизмом.
Влюбленные купили у вдовы рыбака крохотную хижину, потом скупили соседские дома – и перестроили их в замок посреди оливковой рощи на берегу моря. Желая экономно обустроить единственную комнату 4х4 метра, они привезли из парижской квартиры блестящую никелированную мебель, но потратиться всё равно пришлось, и после оплаты работы столяра у них не осталось ничего. Сальвадор просил Галу не беспокоиться и ждать, когда он повесит посреди комнаты на ниточке свой молочный зуб (они оставались у него до 26 лет) – именно это будет знаком, что их жизнь наладилась:
Ограниченные средства позволяли нам вить гнездо лишь на двоих. Единственным украшением дома должен был стать зуб, маленький молочный белый зуб, прозрачный, как рисовое зерно.
Время шло, а деньги средства так и не появлялись. Когда на третий день безденежья и отчаяния у Сальвадора на пустынном пляже случился нервный приступ, он выбил себе зуб. Художник успокоился и побежал домой вешать трофей на ниточку.

Жилье обставили в соответствии со вкусами хозяев. В прихожей дома стоит чучело медведя, старинный каталонский шкаф с бессмертником (любимый цветок Гала), туалетный столик из бычьих рогов и небольшой диван. Отсюда можно выйти в столовую, библиотеку и на террасу. На втором этаже – макетная комната с большими окнами и мольбертом, светофильтрами, комната со шкафами, спальня и овальная комната возлюбленной художника.

Из «дворика с чашками», в котором обедали хозяева и гости, и сегодня можно попасть на холм с голубятней, смотровой площадкой и скульптурой «Христос из мусора». А еще одно творение сюрреалиста – кипарис в лодке – растет прямо перед домом.

Довженко, Бажан и Дом Блакытного
Харьков, Украина
В 1920-х годах в новой столице Харькове открывались театры, дома культуры, писательские центры, сюда переезжала творческая элита. Именно этот город в 1925 году свел Александра Довженко и Николая Бажана. Они сразу же стали друзьями.

Бажан восхищался Довженко – его талантом, характером, красотой, даже написал о нем книгу. Когда заболела жена Александра Варвара Крылова, Николай поддерживал друга. Их харьковский период пришёлся на начало карьерного подъема: у Бажана выходит первая книга поэзий «17-й патруль», Довженко начинает работать в кино стажистом, пишет сценарий фильма «Вася-реформатор».

Вместе будущие писатель и режиссер жили в доме на Пушкинской, 62. Советская власть отобрала его у богатого горожанина и поселила туда деятелей искусства, а в 1925 году – и редакцию газеты «Вести ВУЦИК» (Всеукраинского центрального исполнительного комитета), в том числе иллюстратора Довженко. У него всегда было много гостей, которые сидели на перевернутых деревянных ящиках – на мебель денег не было. Тайная дверь в одной из стен была вела к каморке с продуктами.

Больше всего времени творческая элита Харькова проводила в Доме Блакытного – культурном центре на улице Каплуховской, оформленым под клуб в украинском стиле. Зал украсили резным мореным дубом, стены расписали фресками.

«Тут була ідеально укомплектована бібліотека, де можна було прочитати все, що в ті роки з'явилося друком в Україні й поза нею. У підвалі був добрий і, порівняно, недорогий ресторан і більярдна», – вспоминал литературовед Григорий Костюк.

Довженко с Элланом-Блакытным связывает личная драматическая история: именно последний смог в 1919 году убедить власть отпустить будущего режиссера из тюрьмы, когда того посадили как врага нового правительства. А в 1927 году, спустя два года после смерти Эллана-Блакытного, его именем назвали Дом литераторов.

Жизнь там была насыщенной. Каждый день кто-то приезжал, устраивал чтения творческие вечера и дискуссии. Среди гостей были Анри Барбюс, Владимир Маяковский, Максим Горький, композитор Глиер, академик Заболотный.

Маяковский любил играть здесь в бильярд – что интересно, на его же столе из московской квартиры, который был продан в культурный центр. По негласному правилу проигравший должен был пролезть под столом, а сам писатель часто проигрывал поэту Майку Йогансену.

Но прежде всего Дом Блакытного стал домом для украинских писателей. Они проводили здесь почти все время.

Це був справжній тогочасний літературний Олімп. Заклопотаний і зосереджений снував між присутніми Хвильовий. Дотепний, безпосередньо-щирий Микола Куліш, якого всі з пошаною звали Гурович. Стрункий, короткозорий, з замріяними карими очима – Павло Тичина. Мовчазний, з військовою поставою – Олесь Досвітній. Високий, з вихрястою чуприною і засмаглим обличчям – Леонід Чернов. Стрункий, кароокий, з легкою іронічною посмішкою – Юрій Яновський. Вродливий, поставний, з вороним чубом – Петро Панч. Сидів у кріслі й перекидався жартами круглолиций Остап Вишня. Тримався дещо осторонь неговіркий Василь Мисик. Шкутильгав і кидав дотепи молодий гуморист Юрій Вухналь. Оце тільки декілька колоритних фігур з того цікавого творчого товариства, що його я мав щастя спостерігати на тих перших історичних зборах майбутнього "Пролітфронту".
- Из воспоминаний Григория Костюка
Фото: depositphotos.com, shukach.com, be.france.fr, salvador-dali.org, spainwanderer.com, the-city.kiev.ua, frommoontomoon.blogspot.com, yellowtrace.com.au, waterpult.ru
Креативна лабораторiя
Стежте за нами