Севгиль Мусаева-Боровик: «Мы не оставляем надежду, что сможем вернуться в Крым»
На примере жизни своей семьи главный редактор «Украинской правды» и соосновательница КрымSOS Севгиль Мусаева-Боровик рассказывает то, что каждый должен знать о Крыме. Встреча проходила в рамках благотворительной инициативы Globus Charity Winter, а Platfor.ma записала самое интересное.
В Крыму все началось с Босфорского царства и важного торгового пути для греков. В пятом классе я этим безумно гордилась и считала, что моя родная Керчь должна стать жемчужиной мирового туризма. Дальше были скифы и тавры, из-за которых Крым долго назывался Тавридой.
В 1428 году образовалось Крымское ханство, которое за три столетия насчитывало 70 ханов. Это был рассвет полуострова, закончившийся договором, по которому ханство вошло в состав Российской империи.
Тогда в истории моего народа началась фаза испытаний. У крымских татар было свое государство, и они могли предпринимать какие-то действия для защиты своих прав. Поэтому Российская империя делала все возможное, чтобы выдавить это население – они представляли опасность для будущего края. В течение следующего XIX столетия Крым покинуло около 500 тыс. крымских татар. Эти люди выехали в Турцию и стали беженцами. Сейчас на территории Крыма проживает около 300 тыс. крымских татар – от 12% до 15% населения полуострова. В Турции, по неофициальным данным, приблизительно 5 млн потомков крымских татар.
Несмотря на все сложности, это время было для крымских татар определяющим в вопросах своей самоидентификации. Потому что в результате появилось первое национальное движение. К этому периоду конца XIX века и начала XX относится творчество Исмаила Гаспринского (о котором мы уже писали. – Platfor.ma), основателя крымскотатарского литературного языка и филолога мирового уровня. Именно его называют вдохновителем идеи национального движения за возможность создания будущего государства. Дальше все мы прекрасно знаем, что в 1917 году Крым стал ареной для политической борьбы, которая велась между белыми и красными. Этот период я знаю уже из истории своей семьи.
Мои предки тогда проживали в Феодосии, где у моего прадедушки была своя цирюльня. Когда пришли большевики, она была национализирована. У прадедушки была привычка – он любил носить конфеты в карманах и раздавать их своим восьмерым детям. Когда большевики забрали цирюльню, денег стало не хватать, и он все чаще возвращался домой без конфет.
События в стране стали для него потрясением. Вскоре он умер от проблем с сердцем и оставил мою прабабушку с детьми в сложных условиях. Моя бабушка рассказывала, как ее мама была вынуждена продавать семейные украшения. Это было запрещено – называлось спекуляцией. Когда в очередной раз случилась проверка, прабабушка спрятала вырученные деньги в свои густые волосы – таким образом семья была спасена.
Дальше была война. Все мои родственники по мужской линии воевали на стороне Красной армии. Это очень важный вопрос, который мне в том числе задавали в школе, потому что среди крымских татар случался коллаборационизм – но ведь не только среди них. Когда оккупант приходит на твою землю, люди по-разному реагируют на сложившиеся условия. Но нельзя ставить тавро, что все крымские татары были коллаборационистами, потому что я знаю, сколько мужчин погибли на фронте только в моей семье.
Бабушка рассказывала, что помнит депортацию 1944 года. Когда Крым был освобожден, к ним вечером пришли советские солдаты. Им дали ночлег и накормили. Ночью она проснулась и услышала разговор: «Мне так стыдно. Завтра мы будем их отсюда вывозить. Вроде нормальные люди, а завтра их уже здесь не будет». Конечно, она не поняла, о чем идет речь. Но около шести утра всех разбудили и дали на сборы 15 минут. Бабушка вспоминала, что ее сестры надевали как можно больше платьев, чтобы увезти их с собой. Им не говорили, куда и на сколько их везут. Многие думали, что будет расстрел. Это было военное время и ситуация могла закончиться и так. К тому времени моя бабушка была прикована к постели, потому что у нее был радикулит. Всю депортацию 1944 года она пережила на простыне – ее перетаскивали родственники.
После этого моя семья попала на Урал. Бабушка вспоминала условия – товарные вагоны, в которых было душно и множество людей умирали по пути. Но на Урале моя семья жить просто не смогла. Часть моих предков нелегально уехала оттуда на перекладных, передвигаясь на крышах вагонов. Так они прибыли в Узбекистан.
Для крымских татар было очень сложно поступить в университет. На специальности, которые касались дипломатии или переводов, вход вообще был закрыт. В силу того, что получить высшее образование было сложно, моя бабушка начала работать на производстве хлопка – а это невероятно трудная работа. Дальше этим занималась моя мама. В узбекских школах это было обязательное условие – с октября по декабрь ученики старших классов должны работать. Они не учились и были бесплатной рабочей силой.
Где-то в 60-х годах XX века в условиях депортации зародилось национальное движение. Одним из его лидеров стал Мустафа Джемилев, который читал лекции об истории крымских татар в подпольных кружках. За это он был осужден в первый раз, а потом за то, что отказался служить в советской армии. Достаточно длительное время он отбыл в лагерях. Интересной деталью в его биографии является то, что, в отличие от других политических узников, он сидел с простыми уголовниками. И, несмотря на все пережитое, он очень оптимистичен. Иногда у меня бывают минуты уныния, когда кажется, что все плохо. Но я понимаю, что если человек, который провел 15 лет в лагерях, голодал больше 300 дней, в защиту которого выступали такие люди, как Сахаров и Григоренко, не унывает, то и мне не стоит. Это пример героического оптимизма и мужества в маленьком человеке.
Национальное движение крымских татар – это история о том, что, несмотря на запрет селиться, работать, прописываться, они приезжали свои родные места. Одним из таких людей был Муса Мамут – он приехал в Крым в 70-е годы. Из-за нарушения прописки его вместе с семьей посадили в трудовой лагерь в Кременчуге. Он отбыл срок, вернулся в Крым и снова попытался прописаться. Когда его пытались арестовать в очередной раз, он облил себя бензином и поджег. И через несколько дней скончался в больнице от полученных ожогов.
Это всколыхнуло мировую общественность, но не СССР, потому что информация об этом, конечно, не распространялась. Однако об этом говорили на Радио Свобода, после чего разные люди начали отправлять телеграммы в адрес семьи Мусы Мамута. За несколько дней пришло около 1000 телеграмм из самых разных регионов. Моя семья тоже отправила.
Через два дня к моей бабушке пришел человек и начал спрашивать, зачем семья это сделала. Ей говорили, что если она перестанет участвовать в подобных движениях, то они помогут моей маме с поступлением в университет. Моя бабушка ответила, что если к ней еще раз придут, то она сама себя обольет бензином и подожжет. После этого моя мама трижды не смогла поступить в медицинский.
Дальше была история возвращения. У нас в семье были маленькие дети и не хватало денег, но мы все равно решили вернуться. Мы хотим жить на своей исторической родине. Отец и мать переехали в Крым и начали строить новую жизнь. Детство было связано с бытовыми и финансовыми проблемами, и я хорошо помню, что сначала нам нужно было ютиться в небольшой комнате вдевятером. Многие крымские татары жили в вагончиках или домах, где не было отопления. Власть пыталась решать проблемы, но медленно. И одно дело разрешить селиться, а другое – изменить отношение местного населения.
Последнее я прочувствовала это на себе. Это действительно было утеснение по национальному признаку. Нам говорили, что мы никогда не будем жить в Крыму. Именно по этой причине в свое время я решила, что мне стоит получить образование в Киеве.
До 2014 года я приезжала в Крым 2-3 раза в год. Полуостров был для меня родным домом. Я хорошо помню день, когда я думала о том, что же будет дальше – 26 февраля. В Киеве только закончилась революция. Здесь была сложная эмоциональная ситуация – похороны Небесной сотни. А там был первый митинг, первые столкновения между пророссийски настроенным населением и крымскими татарами. 27 февраля здания Верховного совета были захвачены «зелеными человечками». Мы с моими друзьями Тамилой Ташевой и Алимом Алиевым решили что-то предпринять.
Так в моей жизни появился КрымSOS, хотя на тот момент я запускала свой собственный интернет-ресурс Hubs. Мы ютились в небольшой комнатке, начали публиковать информацию о том, что происходит в Крыму – потому что было вообще ничего непонятно, в СМИ была настоящая истерика. Информации с полуострова было мало, и мы стали собирать все в один источник. 1 марта Совет федерации России принял решение о том, что можно вводить войска. Среди крымчан началась паника, многие решили уезжать. И мы начали помогать первым переселенцам.
История с КрымSOS – это самые сложные три недели в моей жизни. Когда спишь по полтора-три часа, переживаешь, потому что у тебя близкие, потому что это все происходит на твоей земле. Это история в том числе о человеческой помощи, потому что то количество людей, которые откликнулись, меня поразило. В течение суток пришло 600 писем со всей Украины. Люди говорили, что готовы принять семью военного или крымского татарина. Они писали: мы живем в двухкомнатной квартире в городе Желтые Воды, нас пять человек, у нас кошка, но мы готовы выделить семье вторую комнату.
В одну из ночей дежурства я была на телефонной линии. «Алло, КрымSOS? Записуйте. Потяг Ковель-Сімферополь, 9 вагон. Ім’я проводника Геннадійович». Я спрашиваю, а что же там. «Что-что? Пять мешков продуктов! Картошка, консервы…» Я смеюсь и интересуюсь: «А кому?» Мне отвечают: «Как кому? Военным!» Удивительно, что люди помогали всем, чем могли. И через месяц, когда уже прошел «референдум» и Крым аннексировали, какие-то люди на улице узнавали, что я из КрымSOS и говорили, что готовы поселить кого-то у себя, если нужна помощь.
В день «референдума» 18-го марта еще было сложно понять, что произошло. Мне до последнего не верилось, что его признают. Я думала, что в XXI веке такое невозможно. Осознание пришло 18 мая, когда крымским татарам запретили проводить траурный митинг в центре Симферополя. Я хорошо это помню: шел дождь, над людьми летали вертолеты. Митинг провести так и не удалось.
Я уже полтора года не была на территории полуострова. В конце 2015 года Крым решила покинуть и моя семья. Мы продали дом, который строился десять лет. Потому что невозможно проживать в условиях, когда ты знаешь, что завтра к тебе могут прийти.
ФСБ сейчас проводит обыски у крымских татар. Неважно, участник ли ты движения и что ты делаешь. КрымSOS стал организацией, которая помогла уже более 150 тыс. переселенцев. Это люди не только из Крыма, но и с Донбасса. В том числе переселенцами стали мы. Потому что у всех нас крымская прописка, и мы осознанно не стали ее менять. При этом в украинском законодательстве есть ряд сложностей, с которыми сталкиваются переселенцы – в том числе и право голоса, которого мы были лишены на выборах.
Мы также занимаемся правами человека. В конце прошлого года мы представили в Брюсселе карту нарушений, где было зафиксировано 270 кейсов, которые касались проукраинских активистов, крымских татар и СМИ. Через несколько дней после этой презентации мы были вынуждены добавить еще семь кейсов. Ситуация ухудшается с каждым днем. К сожалению, мы ничем не можем помочь этим людям, а ведь в Крыму уже сейчас десятки политзаключенных.
Но вот что я хочу сказать. Несмотря на все, что происходит, мы не оставляем надежду, что мы можем вернуться.
Матеріали рубрики Re:Invent публікуються за сприяння Фонду розвитку українських ЗМІ посольства США в Україні.
