Оливье Ассаяс: «Кино не должно давать ответы, оно должно задавать вопросы»
В январе в Киеве проходила ретроспектива Оливье Ассаяса, на которую приезжал и сам режиссер. Platfor.ma поговорила с именитым французом о том, кто главный в фильме, как защищать национальное кино и почему для осмысления трагических событий в кино нужно время.
– В вашем фильме «Зильс-Мария» у вас собрался по-настоящему звездный состав: Жюльет Бинош, Хлоя Мориц, Кристен Стюарт. Отличается ли работа с начинающими актерами от сотрудничества со звездами, которые могут и покапризничать, и упорствовать в собственном мнении?
– Честно говоря, очень непросто размежевать опытных актеров и молодых ребят без малейшего опыта. Каждый из них – специфический человек, которому нужно изобразить специфических персонажей. В любом случае в процессе работы каждый из них задает мне вполне конкретные вопросы, на которые я всеми силами пытаюсь ответить. Если речь идет об опытных актрисах уровня Бинош, то она, конечно, задает вопросы своего определенного уровня, и с ней мы ведем диалог одним образом. Молодые актеры, разумеется, задают вопросы абсолютно другого плана – они обычно более технические.
– Что или кто главный в фильме – история, актеры, которые ее воплощают, или режиссер?
– Вы назвали как раз углы треугольника, которые невозможны один без другого. Разделить актеров, режиссера и сюжет практически невозможно. Однако можно выстроить определенную иерархию. Лично я считаю, что важнее всех актер – ведь именно он приносит динамику и в итоге реализует все задумки на экране. Но при этом ни один актер ничего не стоит без роли, без сюжета. Он должен встретить эту роль, чтобы реализоваться самому. А режиссер нужен, чтобы все это оценить, изнутри понять, какие процессы происходят, и, может быть, что-то подсказать. Вообще же, если брать весь процесс кинопроизводства, то этот большой треугольник включает в себя множество меньших, но не менее важных элементов. Когда я подписываю кинопроект, я становлюсь зависим от очень многих людей: например, звукорежиссера и оператора. Кинематограф – это работа, которая требует невероятных усилий множества людей, чтобы получилось что-то единое целое.
– Вы сами пишете сценарии для своих фильмов. В процессе вы сразу представляете, как визуализировать эту истории или все же это совершенно отдельные произведения?
– Сценарий – это точка опоры, костяк. Когда я прописываю сценарий, то создаю фактически драматическое произведение, но перехода к картине и визуализации у меня не происходит. Это не целостная история, это лишь база для меня и моих коллег по фильму. Мы опираемся на сценарий как на исходные данные. Не бывает такого, что я сразу думаю: так, это будет в желтом, а это в синем цвете. Все это нарастает в процессе работы над лентой. Я бы даже не сказал, что сценарий – это точка отсчета для фильма. Первое видение довольно-таки целостно возникает уже в голове. Затем оно кристаллизируется в тексте, но это лишь способ перейти к следующему этапу, а потом, во время съемок, на костяк из сценария мы наращиваем все больше и больше мяса.
– Вы увлекались азиатским кино. Как вы считаете, глобализация может убить национальные кинематографы?
– Моя любовь к азиатскому кино была актуальна, скорее, еще в конце восьмидесятых, когда я писал критические статьи для Cahiers du Cinema. А по поводу глобализации – сейчас в кино идет не столько процесс глобализации как таковой, сколько повальное открытие дверей для американского кино. Взять ту же Азию: на Тайване был невероятно сильный кинематограф с уникальной школой, но сейчас все это практически погибло, потому что уже несколько десятилетий там идет абсолютная американизация рынка. Я считаю, что национальное кино не может выжить без защиты государства. Я имею в виду конкретные законы, вплоть до квотирования и процентов, когда в кинотеатрах обязаны показывать больше отечественных фильмов, чем зарубежных.
– Разве во Франции есть подобное правило?
– Нет, у нас был такой проект закона, но квоту так и не приняли. Такой закон мог бы помочь многим странам, но во Франции, к счастью, и так довольно сильное кино. Между тем, у глобализации есть и положительные моменты – это путешествие независимого кино на рынки разных стран. За последние годы и залы, и дистрибуторы, и, в первую очередь, публика все лучше принимают независимое заграничное кино.
– Вы имеете в виду какие-то конкретные страны?
– Нет, я больше о том, что сейчас в связи с развитием интернета и медийного мира как такового можно просто гораздо оперативнее смотреть фильмы самых разных стран. Сейчас на множестве фестивалей я вижу гораздо больше независимых фильмов со всех концов мира, чем еще 20 лет назад. Это потрясающе.
– У вас есть фильм «Что-то в воздухе» про парижские протесты. Как вы считаете, должно ли проходить время между трагическими событиями и осмыслением их в кино? После Майдана у нас уже вышло сразу несколько фильмов по мотивам этих событий.
– Очень сложно снимать все на горячую руку. Это просто неправильно с точки зрения кинематографической идеи как таковой. Кино не должно давать ответы, оно должно задавать вопросы. А тут настолько очевидный и обильный фактаж, что очень сложно выполнить свою кинематографическую задачу. Даже мой фильм «Что-то в воздухе» показывает не столько сами протесты, сколько события, происходящие через несколько лет в том же обществе с людьми, принимавшими участие в революции 68-го года. При этом удивительно то, что во Франции не было ни одного фильма о событиях того года. Когда я начал работать над этой лентой, то понял, что еще ни один режиссер не обращался к этой теме.
– Сейчас вы работаете над триллером «Глаз идола» с Робертом Паттинсоном и Робертом Де Ниро?
– Если честно, я совсем не уверен, что этот проект завершится в ближайшие годы. Может быть, «Глаз идола» станет моим следующим фильмом, но это зависит слишком от многих критериев. Вполне возможно, что следующая картина будет совсем другой.
