16 травня 2017

«У бойцов много возможностей после АТО. Вопрос лишь в желании»: волонтер и солдат о войне и мире

В самом начале активных боевых действий на Востоке Украины Александр Погребиский начал постоянно возить туда все необходимое как волонтер. Последний год он провел в армии уже в качестве добровольца 95-й бригады воздушно-десантных войск. После дембеля Platfor.ma поговорила с волонтером и бойцом о том, как меняется армия, почему возить на фронт уже почти ничего не нужно и что на передовой думают о скандалах в Фейсбуке.

 

Фотографія: facebook.com

– Как изменилась армия за то время, что ты с этой сферой соприкасаешься?

 

– В июле 2014 года контузило моего отца и ранило дядю. Тогда и началось мое волонтерство. Сначала я съездил в харьковский госпиталь, увидел, сколько там раненых и понял, что нужна помощь – не было даже самого необходимого. Мы объединились с друзьями, и все началось. Десятки раз отвозили на фронт то, что было нужно.

 

Что касается того, как за три года изменилась армия – это небо и земля. С обеспечением сейчас, конечно, все намного лучше. Есть мелкие нюансы, но и над ними работают – это действительно видно. Если поначалу были проблемы даже с едой и питанием, то сейчас снабжают всем необходимым: от круп до уксуса, от мяса и сыра до булочек с повидлом.

 

– Насколько волонтеры сейчас значимы в этом плане для вооруженных сил?

 

– Честно говоря, особой необходимости уже не вижу. Для меня это и послужило поводом пойти служить в армию – возить обычные грузы уже стало просто не очень нужно. Сейчас у бойцов есть проблемы разве что со специфическими вещами: оптикой, тепловизорами, системами связи. В этом действительно есть необходимость. Но за три года войны уже выработалась своеобразная «тактика Новой почты» – командиры выезжают в ближайший поселок и забирают все необходимое. Так что лично возить воду и еду волонтерам уже точно не нужно.

 

Никто, конечно, не запрещает выдумать потребность во имя фронтовой романтики. Но острой необходимости в постоянных поездках волонтеров на фронт больше нет. Это можно поставить в заслугу государству.

 

– Ты год на фронт ездил как волонтер, а потом еще год служил. Насколько армия отличается изнутри и снаружи?

 

– Есть некоторые нюансы, которые на службе морально подавляют. В основном они тянутся еще с советских времен. Например, в армии есть боевой устав и есть караульный – устав мирной жизни. Поскольку у нас не введено военное положение, то боевой используется разве что на передовой. Но бывают проверки, которые на нулевой позиции неожиданно начинают все мерить уставом мирной жизни. Например, заходят на склад и возмущаются, почему картошка хранится рядом со свеклой, делают устное взыскание командиру. Это обескураживает, что проверяющие могут сделать акцент на вещах, которые на передовой вообще-то не так уж важны. Подобные случаи показывают, что для инспекции моральное состояние и проблемы бойцов не так важны, как отголоски норм советских времен. В основном такое происходит, когда проверяют тыловые командиры. Безусловно, проверки нужны, они стимулируют, но вопрос в том, ради чего эта инспекция приезжает: то ли действительно найти и устранить проблемы, то ли просто чтобы хоть кого-то за что-то наказать.

 

– Насколько люди на передовой погружены в новостной поток? Например, тот же недавний скандал с высказываниями Ивана Дорна (если вы вдруг не в курсе, почитать можно тут) – это вообще кого-то волнует на фронте?

 

– В основном люди не придают этому такого уж большого значения. Лично я думаю, что если человек занимается культурой, то пусть он ею и занимается. Конечно, возникает вопрос, зачем комментировать политические темы, если ты интересуешь людей именно как представитель искусства. Занимайся музыкой, не иди на провокации.

 

А в целом люди, безусловно, читают новости, сидят в интернете. То, что происходит в тылу – это очень важно. Ситуация на мирных территориях дает понимание людям на передовой, что у них за спиной. Если в стране хаос, то он очень скоро придет и на фронт.

 

Там ты понимаешь, что в любой момент тебя может не стать. И, конечно, напрашивается вопрос: ради чего это? Зря или не зря? Чем больше скандалов и неурядиц в тылу, тем чаще приходит эти мысли.

 

– Нет ли обиды по поводу того, что пока там бойцы рискуют жизнью, тут все веселятся по ресторанам?

 

– Нет, ты что. Есть обида только в некой политической плоскости, в том, как работает государство. Возникает простой вопрос: что вы сделали, пока мы были там? У нас отсутствует идея государства. Политики руководят не с точки зрения державы. Это случается либо в своих частных интересах, либо просто происходит затыкание дыр, стихийное решение проблем без какой-либо стратегии. Я надеюсь, что активная часть фронтовиков, которые знают цену жизни и цену мира, не будут молчать и начнут все больше менять страну.

 

– Есть еще аспект, что власть до сих пор так толком и не артикулировала глобальных целей и больших идей о том, какой будет Украина. Что, например, через десять лет мы будем запускать космические корабли покруче Илона Маска или что Украина станет первой в мире страной без бензиновых двигателей.

 

– Я думаю, что если бы общество потребовало, то политики сказали. Но вообще вот такое составление планов на пятилетку – это зачастую пустое. Помощники все красиво напишут своим министрам, те объявят, но собирается ли действительно кто-то воплощать это в реальность?

 

Примерно так же с глобальными планами дела и на фронте. Люди, которые там находятся, абсолютно не понимают, какая у нас стратегия. Стратегия освобождения Востока? Тогда понятно, мы будем наступать. Оборонительная? Ясно, все будет, как есть сейчас, не пускаем врага дальше. Но у нас абсолютно нет этого понимания. И так в самых разных сферах: экономической, экологической, политической.

 

– Есть перспективы появления мощной политической силы на основе ветеранского движения?

 

– Почему бы и нет. Среди ветеранов много людей с хорошим образованием, которые обладают некими принципами, сталкивались со смертью и понимают, что ситуация должна меняться к лучшему. Хотя многие абсолютно не хотят связываться со всей этой политической грязью, но как иначе?

 

– Как армия меняет людей?

 

– Я по специальности инженер-землеустроитель, работал геодезистом – и работал хорошо, на серьезных объектах в нефтегазовой отрасли. Когда я попал в армию, то поначалу меня угнетало то, что по любому поводу нужно было спрашивать разрешения у командира. Даже чтобы просто выскочить в магазин. Потом я, конечно, понял значимость этого – человек, который отвечает за личный состав, всегда должен знать, кто и где находится.

 

Плюс служба именно в ВДВ, разумеется, накладывает отпечаток. Вся специфика этих войск влияет на твою решительность, понимание важности подготовки. Ты хочешь соответствовать – это главный аспект. Делаешь нужное даже тогда, когда, кажется, уже не просто можешь делать.

 

– Говорят, что после войны абсолютно каждому нужна основательная психреабилитация…

 

– Я не могу расписываться за всех. Но когда другие бойцы уходили на дембель, я говорил им: «Самое главное, когда ты отправляешься в мирную жизнь – это как можно быстрее чем-то себя занять, найти работу». Так ты обеспечишь себе самое главное – ощущение того, что ты нужен. Это действительно очень важно. На фронте у тебя есть чувство значимости, а в мирной жизни многие его утрачивают. Поэтому нужно моментально найти работу, уделять время родным и близким.

 

Иногда можно услышать жалобы, что обществу плевать на ветеранов. Это не так. Есть множество самых разных организаций: юридических, медицинских, психологических, консультативных, тех, которые помогают запустить свой бизнес или пойти на курсы. В Украине есть множество возможностей определиться с жизнью после фронта. Вопрос только в том, есть ли у бойца желание.

 

– Насколько я понимаю, исчезает простота принятия решений – на фронте все ясно: там враг, вокруг друзья. А в мирной жизни не так.

 

– Да, конечно. На фронте за тебя принимают множество решений, вплоть до того, как и когда ты будешь одеваться, что и где кушать. В мирной жизни тебе нужно думать о заработке, о том, как прокормить семью.

 

– Каким ты видишь итог АТО?

 

– В любом случае сначала должно быть политическое решение. Все прекрасно понимают, что полноценно сражаться против армии РФ мы не сможем. Да, у нас есть сила духа, мы умеем хорошо воевать, но все-таки количество техники несоизмеримо. На передовой у врага действительно в основном местные жители или какие-то добровольцы, наемники. Но вот на второй и третьей линиях уже российские военные. Они часто приезжают на передовую, тренируются, защищают диссертации по ствольной артиллерии. Но сейчас они не показывают всю свою мощь и силу – ее они уже показали, например, в Дебальцово или аэропорту. Хотя, конечно, надо сказать, что наши ребята стояли там с невероятным мужеством.

 

Если в политике будут сдвиги, то все готовы принимать уже военные меры. Хотя лично я не думаю, что они должны быть активными. В любом случае Восток и Крым мы потеряли не в 2014-м году, а намного раньше, когда государство совершенно не обращало внимания на то, как прочнее связать эти регионы с другими областями.

 

И, конечно, на АТО непосредственно влияет ситуация в самой стране. Чем лучше будет у нас, тем легче будет вернуть нашу землю. Задача волонтеров – переключиться на внутренние проблемы. Сейчас на фронте нет такой острой необходимости в их помощи, поэтому активная часть общества должна работать в тылу.

 

– Осталась ли в войсках проблема с алкоголизмом?

 

– Единичные случаи. Раньше действительно это была массовая проблема, но тогда в основном она возникала среди мобилизованных. Сейчас и людей стало меньше, и выработались механизмы борьбы с пьяницами.

 

– Есть ли в армии место гражданскому образованию?

 

– У бойцов по закону есть льготная возможность поступать в вузы. Проблема только в том, что нет времени и не всегда могут отпустить на сессию. Ты либо на задании, либо сооружаешь фортификационные сооружения, либо, если это касается офицеров, возишься с документами. Бумажная армия никуда не делась: рапорты, расследования, объяснительные. Так что возможность вроде бы есть, но на нее нет времени.

 

– Чем ты сейчас собираешься заниматься?

 

– Присматриваюсь. Последние три года я старался сделать что-то для армии: сначала как волонтер, потом как солдат. Теперь я вернулся и вижу, что в других сферах ситуация очень плачевная. Меня интересует общественная деятельность. Плюс я вижу перспективы в экологическом бизнесе.

 

– А остались с фронта какие-то привычки?

 

– Что-то осталось, но все реже и реже всплывает. Недавно я был на рыбалке, сидел на тихом пруду, но вдруг словил себя на том, что рефлекторно все время краем глаза сканирую «зеленку» по сторонам – нет ли движения. К тому же было очень тихо. А тишина на передовой как раз и означает, что сейчас нужно быть особенно внимательным. Наверное, эти рефлексы скоро уйдут.