4 березня 2015

Плата за проезд: новый рассказ Антона Фридлянда

Продолжаем нашу почти еженедельную рубрику «Литературная среда». И на этот раз публикуем новый рассказ писателя Антона Фридлянда «Плата за проезд».

 

Фотографія: danist soh/Josefa Holland-Merten

В хорошую погоду старик проводил на улице весь день. Скамейки в парке неподалеку его не устраивали из-за отсутствия спинки – поэтому он каждый день выносил стул на угол дома возле своего подъезда и гордо восседал на нем, наблюдая, как мимо стремится многолюдная деловая улица. Время от времени к старику подходил кто-нибудь из прохожих, чтобы спросить, все ли у него в порядке. Старик кивал в ответ головой, а иногда бросал пару фраз. Любые предложения о помощи он решительно отвергал – мол, просто вышел на солнышке погреться, все у меня хорошо. Я наблюдал за стариком довольно долго, поскольку жил в соседнем доме. Ему было лет восемьдесят, но глаза были еще старше – слегка затуманенные, словно вскрытые потрескавшимся лаком. Однажды, когда я возвращался домой под вечер, старик заговорил со мной.

 

Он попросил помочь ему затащить стул в квартиру. Решетчатый лифт поднял нас на третий этаж, и я занес стул в прихожую стариковской квартиры с высокими потолками, светлыми стенами и множеством книг повсюду – как в шкафах из темного дерева, так и просто стопками на полу. После этого я стал помогать ему с этим нехитрым делом почти каждый день, а когда возвращался домой позже обычного, невольно думал: как там мой чудаковатый старик, попросил кого-то помочь или справился сам? Однажды старика в положенное время на месте не оказалось, а затем я не увидел его на следующий день. На третий день я, поколебавшись немного, поднялся на третий этаж его дома, чтобы разузнать, все ли с ним в порядке. Дверной звонок не работал, я дернул ручку – дверь оказалась не заперта. Я заглянул в прихожую – стул стоял на своем обычном месте. В глубине квартиры, на кухне, горел свет.

 

— Дедушка, – позвал я. – С вами все в порядке?

— Какой на хер я тебе дедушка? – услышал я голос старика. – Я без карты разберусь, не маленький… Костюмчик? Какой костюмчик?

 

Затем я услышал, как в спальне старика упал на пол стул, а вслед за этим хозяин квартиры появился на пороге комнаты – в растянутых спортивных штанах, несвежей майке, босиком. Взгляд старика укрепил меня в моей догадке – его рассудок помутился.

 

— Вернись в комнату, пожалуйста, – донесся с кухни женский голос, затем в коридоре появилась его обладательница, молодая женщина в черном бархатном платье с белыми кружевными манжетами и воротником.

 

На фоне обшарпанной стариковской квартирки она смотрелась настолько чужеродно, что я, наверно, разинул рот от удивления. Заметив это, она усмехнулась:

 

— Не обращайте внимания на наряд – я играю в оркестре.

 

Старик тем временем, пробурчав что-то, скрылся в спальне. Проводив его глазами, она перевела взгляд на меня.

 

— Я так поняла, вы папин друг?

— Папин? – переспросил я.

 

На вид моей новой знакомой было не больше тридцати.

 

— Поздний ребенок, – пояснила она. – Хотите чаю?

— Нет, спасибо… – я начинал чувствовать себя довольно глупо, переминаясь с ноги на ногу на пороге. – Я просто хотел узнать, все ли в порядке с… - тут я вспомнил, что даже не знаю, как зовут старика, – …с вашим отцом.

— Суки! Суки! – вдруг завопил старичок из комнаты.

— Как видите, не все в порядке, – сказала она, когда крики умолкли.

— Может, ему нужно какое-то лекарство? Я могу сбегать в аптеку…

 Я уже дала ему успокоительное – пока не помогает, – она присела на стул у входной двери. – Послушай, у тебя машина есть? Мне нужно его в одно место отвезти, а с такси связываться не хочу – вдруг начнет буянить.

Фотографія: Oliver Pacas/Lance Anderson

 

Спустя четверть часа мы уже ехали из центра черт знает куда – на Троещину. Была пятница, все пораньше разъехались по домам, и пробок не было – доехали довольно быстро. Старик почти все время спал на заднем сиденье и просыпался лишь для того, чтобы обматерить воображаемого собеседника, а затем снова проваливался в забытье. По дороге моя спутница, приоткрыв окно, выкурила пару тонких сигарет. Говорила она мало: можно ли сделать музыку громче, поверни вот здесь, следующий подъезд. Наконец мы остановились возле серой панельной шестнадцатиэтажки, и я помог ей вытащить старика из машины, но в подъезд она завела его сама. Их не было около получаса. На обратном пути старик молчал, уставившись в окно, молчала и она. Я проводил их до дверей квартиры, она предложила зайти.

 

Оказавшись дома, старик самостоятельно доплелся до кровати, где тут же заснул в одежде. Прикрыв дверь спальни, она повела меня на кухню, мы долго возились с чайником, потом искали сахар и не найдя его, пили горький чифирь.

 

— Возила его к матери, – сообщила она, закурив последнюю сигарету из пачки. – Они разошлись, когда я еще подростком была, с тех пор почти не общались. Хотела, чтобы они по-человечески поговорили, пока он еще может.

 

Она замолчала. Струйка дыма, просочившись сквозь листву денежного дерева, устремилась в приоткрытую форточку.

 

— И что, получилось их помирить? – спросил я.

— Нет. Не получилось. Да ладно, к черту!

— А из-за чего они расстались-то?

— Да кто их знает! Из-за чего вообще люди расстаются? Любовь заканчивается, а обиды остаются – наверно, так.

— Наверно, – кивнул я, не зная, что еще можно сказать об этом.

— Для меня их примирение – навязчивая идея, – призналась она. – Всегда казалось, будто что-то изменится, если они помирятся. В первую очередь, в моей жизни, а не в их. А сегодня поняла, что это уже не важно. Пусть все идет, как идет, то есть никак. А ты что думаешь?

 

Я пожал плечами. Поднявшись с места, она положила сигарету в приспособленное под пепельницу блюдце и начала расстегивать платье на спине. Чувствуя себя в высшей степени странно, я тоже поднялся со стула.

 

— Только не надо всей этой фигни, что ты не хочешь пользоваться моим состоянием и все такое, – опередила она мои слова.

— Я вовсе не это хотел сказать.

— А что?

 

Она уже успела раздеться.

 

— Да ничего. Забей, – ответил я.

 

Если вам интересно, то старик все-таки помирился со своей бывшей женой – прежде чем свихнуться окончательно.