Mujuice: «Уже скоро многие будут хотеть не славы, а анонимности»
Недавно в Киеве на Atlas Stage выступил российский музыкант Mujuice. Один из самых значимых музыкантов постсоветского пространства отыграл концерт в честь выхода нового альбома «Amore e morte». Platfor.ma воспользовалась случаем, чтобы поговорить с лицом Mujuice Романом Литвиновым о революциях в музыке, том, из-за чего он не считает себя голосом поколения, и том, почему вершина карьеры – это не событие, а процесс.
– Тебя регулярно называют голосом поколения. А понятие поколения вообще еще актуально?
– Это совершенно не релевантное слово, давно ничего не определяющее. Я даже не знаю, когда этот термин работал. Вполне может быть, что когда-то он действительно эффективно определял какую-то группу людей, потому что мир был менее фрагментирован. Но сейчас, когда мы говорим о поколении, то совершенно не ясно, о чем речь: социальной страте, субкультуре, городе – все сто раз уже перемешано. Твое поколение – это твой круг общения, а он может быть очень широким.
– А как появление всех этих новых коммуникаций повлияло на музыку?
– Обычно в таких случаях начинают рассуждать в духе: да, я помню, чтобы купить музыку, нужно было сначала приложить усилия и ее найти, а потом пойти ногами и купить. Не думаю, что тогда было лучше, чем сейчас. Теперь у нас совершенно другая скорость информации, она стала чрезвычайно доступной. Но границы все равно остались – пусть и не физические: вроде бы все гипотетически к твоим услугам, но при этом очень многим ты воспользоваться все равно не можешь. Получается, что не так уж много всего изменилось.
– Чего больше всего не хватает постсоветской музыке?
– Эффективно организованного рынка, где андеграунд начинал бы постепенно вторгаться в мейнстрим.
– Что этому мешает в первую очередь – пиратство?
– Нет, пиратство как возможность передавать информацию, которая формирует вкус и знания больших групп людей, – это, в принципе, отличная идея. Рынку мешает вовсе не чей-то злой умысел или репрессивная рука. Просто так все сложилось: такой истеблишмент, такой шоу-бизнес, такие потребители, такое ТВ.
В начале двухтысячных казалось, что все, что звучит по радио и ТВ – это просто невыносимо и никуда не годится. Но вот прошло 16 лет – и это звучит точно так же. И сейчас уже нет никакого смысла строить классический музыкальный рынок – та история закрыта. Но интернет может помочь создать что-то совершенно новое.
– Ты когда-то обмолвился об исключении из школы с формулировкой, что тебя не могут идентифицировать.
– Да, я в двух школах учился, первая была очень советской по духу, а вторая уже более светская. В первой мне открытым текстом сказали такое на педсовете. Для меня это до сих пор проблема, которую они тогда довольно метко определили: мол, если бы мы понимали, в какую категорию тебя можно отнести: хулиган, отличник, панк, – то не было бы проблем, мы бы знали, как с тобой работать.
– Сейчас ты себя как идентифицируешь?
– Я себя чувствую точно так же, как в тот день на педсовете. Хотя есть, конечно, какое-то количество формальных признаков, по которым я идентифицирую и себя, и всех вокруг. Я могу сказать: вот, у меня столько-то альбомов, выставка, есть вот такие коммерческие проекты. Насколько это количество пунктов определяет то, что происходит – даже не знаю. Наверное, кому-то больше повезло, потому что они четко понимают, к какой страте принадлежат.
– А как ты относишься к тому, что для десятков тысяч людей твое мнение очень важно именно для идентификации окружающего?
– Мне кажется, я все же не тот, за кем особо следят слушатели – у меня все больше скучные рассуждения. Мне интересны какие-то теоретически вещи, а публика традиционно любит такие очень площадные высказывания.
– Ладно, абстрагируемся от твоей персоны. Что ты думаешь о том, что люди часто ловят малейшее слово от людей, которые зачастую вовсе не обязаны нести глубокие смыслы – например, от актеров, музыкантов? Чтобы каждая говорящая голова указывала путь и любой медийный человек был пророком.
– Сложный вопрос. Моя проблема как раз в том, что нет никакой говорящей головы, которая бы что-то подсказывала. Я бы предпочел иметь какую-то директиву, какого-то авторитета.
Вокруг слишком много всего. Мне очень мешает то, что я занимаюсь слишком многим и при каждом переключении теряю много энергии. Наверное, если бы я занимался чем-то одним, то был бы более эффективен. Но я так не могу, я сойду с ума от этого, мне нужно переключаться. Все вокруг ускорилось, скучно заниматься всю жизнь чем-то одним. Возможно, некая говорящая голова могла бы помочь понять, что выбирать, как реализовать себя.
– Ты когда-нибудь жалел об успехе? Вот был бы дизайнер Роман Литвинов, рисовал бы логотипы, ходил по клубам на чужие концерты.
– Да мне кажется, у меня как раз очень умеренно и сбалансированно все. Я занимаюсь разными делами и не чувствую, что какой-то их результат мне хоть как-то ограничивает. Благодаря не самой высокой медийной позиции я не сталкиваюсь ни с какими возможными негативными последствиями. Скажем так, мой уровень популярности очень комфортный.
Как цифровому пролетариату, мне, конечно, нужно на рынке бесконечно себя показывать и позиционировать. А что касается человека, то я подозреваю, что очень большому количеству людей нравится скорее неизвестность. Я думаю, что уже в ближайшее время многие будут хотеть получить не славу, а анонимность. Когда слишком много информации и все под колпаком, неизвестность станет благом.
– Ты легко пишешь музыку?
– Музыку – да, тексты – нет. А коммерческую работу делать еще проще: меньше личного, меньше сопротивления. Просто берешь и делаешь. Я был бы рад так же относиться и к своей основной работе. Коммерческие заказы – это хороший повод чему-то научиться, потому что сам бы ты такого никогда не стал делать.
– А твоя музыка простая или сложная?
– Простая! Ну, то есть я уж точно пытаюсь делать ее простой.
– В музыке еще возможны революции?
– А они происходят постоянно, просто они более технические и внутренние. Каждое новое поколение синтезаторов дает что-то новое. Хотя дело даже не в этом. Вот технически тебе что-то недоступно – и ты пытаешься это заполучить, но когда добиваешься, то понимаешь, что ограничения были намного эффективней.
Мы живем в уникальное время, когда все новое и существует одновременно – и такого никогда не было. Причем мы существуем в такой ситуации уже лет 20 – и все равно ничего не повторяется, все новое.
– В один из приездов в Киев ты читал лекцию в КАМА о том, как ошибки иногда оказываются эффективными. А что у тебя с ошибками?
– Да, там было о том, как технологические сбои в итоге открывали новые пути. Ошибки в течение жизни – это все-таки чуть другое. Но к случайностям я открыт.
– Ну вот есть момент в жизни, куда бы ты с радостью вернулся и сделал все по-другому?
– Честно говоря, это вообще любой момент.
– Что будет вершиной карьеры музыканта Mujuice?
– Ты знаешь, вот странная вещь – в детстве кажется, что вершина – это какой-то акт, событие. Но на самом-то деле, если ты не умираешь, то речь идет о практике. У меня выстраиваются сложные и странные отношения с собой, со своей художественной практикой, с карьерой, деньгами и публикой. Это процесс, а не единая точка.
Конечно, есть какие-то понятные отдельные элементы. Хочется такое-то количество песен, альбомов, выставок: такой своеобразный to do list. Но пока ты вдоль этого перечня двигаешься, сейчас и здесь происходит множество всего важного, что может быть намного интереснее, чем то, что ты себе там напланировал.
Фото: Mujuice
