13 липня 2017

Одежда умирает последней: Зоя Звиняцковская о четверти века украинской моды

До 6 августа в Мыстецком Арсенале проходит выставка «In Progress: дресс-код Украины эпохи независимости». Историк моды, критик и куратор Зоя Звиняцковская через вещи украинских дизайнеров рассказывает обо всем нашем обществе и том, какие процессы в нем происходили. Platfor.ma она рассказала о функции одежды в современном мире, об индустриализации украинской моды и о том, какой будет новая идеология.

 

 

– Какие явления и процессы вас интересуют как исследователя моды?

 

– После этого проекта я бы очень хотела сделать выставку украинской моды ХХ века. Я хочу, чтобы любая женщина могла привести в музей дочь, показать ей эти вещи и сказать: «Помнишь, у нас есть старые черно-белые фото прабабушки? Вот так выглядела эта одежда на самом деле».

 

 

Идея этого проекта возникла у меня несколько лет назад, и за это время я уже нашла немало интересного. Впрочем, слово «нашла» не совсем точное – я просто отмечаю объекты, которые сейчас находятся в разных собраниях и не «говорят» в полный голос. Например, в краеведческом музее Цюрупинска есть пальто народного комиссара Цюрупы, подбитое мехом обезьяны. То есть, он снял его с какого-то нэпмана. Эта вещь рассказывает невероятно много о 20-х годах. Эти вещи сосредоточены в музеях декоративного искусства, музеях этнографии, краеведческих музеях по всей стране. Если собрать их вместе в рамках выставочного проекта, это будет настоящий взрыв.


Кроме того, у меня в плане ряд исследовательских тем: во-первых, это украинская авангардная мода 90-х. Это большая важная тема, требующая исследования, документации и музеефикации. К тому же выставка может стать поводом для того, чтобы разобраться, что же такое «авангардная мода», потому что на самом деле этот термин ничего не объясняет. Это сложносоставное явление: от арт-объектов и, по сути, хеппенингов до каких-то концептуальных проектов. Было бы интересно сделать об этом отдельный проект, пока вещи окончательно не погибли.

 

Еще я хочу сделать выставку по украинскому гламуру. Я не смогла рассказать о нем все, что хотела, в рамках проекта In progress, поскольку любой гламур не имеет смысла без контекста, в который он погружен, то есть без «моды людей».

Контекстом для гламура является то, как широкая аудитория его воспринимает и пытается воспроизвести. Потому что гламур – это всегда образец для подражания.

Меня интересуют и другие темы. Например, мода на ответственное потребление как новая идеология. Прошло сто лет, и люди возжаждали новой большой идеологии, которая может их захватить и объединить. Именно в этой оптике я хочу это исследовать.


– In progress – не хронология украинской моды, а скорее фиксация того, как менялось украинское общество и его менталитет за период независимости на примере вещей дизайнеров. А что с модой улиц, ведь это ничуть не менее интересно?

 

– Действительно, In progressэто не история моды улиц. После открытия выставки все спрашивали: «А где же малиновые пиджаки?» Но проект построен на дизайнерских коллекциях – а наши дизайнеры, по крайней мере, в 90-е и нулевые, мало влияли на то, как одевались люди. Но то, что носили и носят люди на улице – это отчаянно интересно. И это тоже одна из тем, которые я хочу затронуть.

 

– Вы выстроили экспозицию вокруг трех больших временных отрезков (1991-1997 гг.., 1997-2010 гг.. и с 2010 по настоящее время), и шести основных блоков. Давайте коснемся этих явлений, чтобы понять, как развивалась мода в Украине с 1991 года, какие процессы на это влияли?

 

– Советская идеология стала потихоньку разрушаться еще с середины 80-х. Если раньше было четкое понимание, что «вот это – хорошо, а это – плохо», то потом матрица стала давать сбой. Яркий пример этого – один из самых ранних по времени объектов выставки, пиджак из бархатного красного знамени Ирины Дратвы и Владимира Уманенко, надевая который человек как бы становился памятником. Так как в 1988-м не было никаких фестивалей моды, дизайнеры повезли этот пиджак на ежегодную республиканскую художественную выставку в Киев. Это было такое особенное время, когда все уже было возможно: в 1987-м в Доме художника прошла выставка «Молодость страны», показавшая новое украинское искусство, а уже в 1989-м художники Новой волны произвели фурор на Всесоюзной молодежной выставке в московском Манеже. И вот комиссия республиканской выставки приняла объект Дратвы и Уманенко, но определила его в отдел декоративно-прикладного искусства – потому что на советской выставке более подходящего отдела не нашлось. Так он и выставлялся между ковром «70 лет СРСР» и гуцульскими расписными яйцами.

 

Первый зал выставки посвящен авангардной украинской моде как воплощению идей новых свобод, внезапно обрушившихся на советских людей, которые десятилетиями жили за железным занавесом. Возможность иронизировать над еще недавно священной идеологией, новая клубная жизнь, внезапно открывшееся прошлое – твоей страны и твоей семьи – наконец, появление в публичном дискурсе темы секса и сексуальности. Все это наложилось на безумный передел экономики. Жизнь превратилась в дикий карнавал, праздник абсурда, абсурдистский спектакль.

 

 

В этих условиях авангардные дизайнеры осознали, что у них есть свобода делать здесь и сейчас все что угодно. Они были талантливы и ничем не скованы, поэтому работали с тем, что есть. Часть вещей того периода – это плод тесного общения с блошиными рынками. Это был просто Клондайк, и этот фонтан бил десять лет. Во-первых, это было время безденежья – продавали все. Во-вторых, никто уже не боялся выносить серебряную ложку с монограммой.

 

Советский быт ведь был очень специфичен. Предметный был очень скудный, стандартизированный, а вещей старше 30-40 лет в домах почти не было. И вдруг все это посыпалось. Люди рассматривали предметы, назначение которых уже было забыто. Они видели какие-нибудь щипчики для ресниц, и за этим открывалась целая картина мира. Целый культурный пласт по чуть-чуть, как архипелаг, стал подниматься из воды. Это происходило в разных областях: от того, что стали публиковать Солженицына – до появления первых игровых приставок. И мода тоже участвовала в этом процессе.

 

Мне кажется, дизайнеры того периода отлично поработали и с темой декоммунизации: все эти юбки из флагов, платья из транспарантов.

Ничто так не убивает, как смеховая культура. То, над чем ты смеешься, не может быть страшным. Все эти проявления обретенной свободы кажутся мне драгоценными. 

 

– Параллельно развитию авангардной моды шел другой процесс – формирование новых элит.

 

– Совершенно верно. Украинская элита быстро формировалась: частично из советской элиты, частично из новых бизнесменов. Все эти люди имели некий опыт одевания в СССР. Советская номенклатура одевалась в ателье и в домах моделей. Когда наступил капитализм, самые лучшие, наиболее уверенные в себе дизайнеры из домов моделей открыли свои личные ателье, в которых продолжали работать со старой клиентурой, но на новых, «рыночных» условиях. Платья и костюмы в ателье этих дизайнеров стоили бешеных денег, например, $1000. Но у людей были такие деньги.

 

Буквально за несколько лет одежда этих дизайнеров эволюционировала от строгих костюмов-двоек до роскошных и сексуальных вечерних нарядов. Потому что публика требовала большего, а главное, потому что в ряды скромных замминистров и жен народных депутатов ворвались первые поп-звезды и телеведущие.

 

 

Но жизнь этих ателье оказалась недолгой. С одной стороны, вскоре открылись магазины, где продавали настоящую Chanel – и хотя вещи из ателье периода 90-х по качеству могли составить конкуренцию любому французскому дому моды, стойкое отвращение наших людей к одежде отечественного производства убило эти ателье в символическом смысле. А с другой стороны, со многими из этих успешных ателье «произошли 90-е»: к примеру, рейдерский захват или внезапная потеря интереса со стороны инвестора.

 

– Главными темами второго периода вы выбрали поиск новой украинской идентичности и украинский гламур.

– Да, и обе эти темы решались в начале нулевых очень интересно. В то время не было никакого государственного заказа «на патриотизм» и «на украинскую культуру», это были очень личные, очень индивидуальные поиски. Например, Лилия Пустовит рассказывала, что заинтересовалась украинской этникой после туристической поездки в Косов (центр народных промыслов в Ивано-Франковской области, – Platfor.ma). Вернувшись в Киев, она захотела узнать больше, посещала музей Ивана Гончара, училась – и, наконец, сделала первую «украинскую» коллекцию. Люди в то время сами для себя открывали Украину, как что-то очень личное, интимное. Не было общего шаблона, как сейчас, было разнообразие.

 

Но это был важнейший для самосознания период, когда многие вдруг поняли, что они живут уже не в Советском Союзе и не в СНГ, а в какой-то особенной, отдельной стране. И надо было понять, в какой.

 

– В истории украинской моды был еще один переломный момент, когда появилась «новая кровь» – поколение молодых дизайнеров, заметно отличавшееся от предыдущего.  

 

– С 2010 года повестка дня не только украинской моды, но и украинского общества сместилась с локальной на глобальную. До этого момента все вопросы, которые нас волновали, были наши, внутренние. Отныне все важные для Украины вопросы плотно скоординированы с международной повесткой дня.

 

В мире стремительно формируется виртуальная «глобальная нация»: некая международная молодежь, которая живет, где хочет, и выглядит плюс-минус одинаково. И пафосом нового поколения украинцев было оттолкнуться от постсоветского прошлого своих условных родителей и одновременно присоединиться к этой желанной Ойкумене современных, продвинутых, мобильных и англоязычных.

 

 

– Отдельный зал выставки посвящен Майдану. Вы упоминали в одном из интервью, что многие смыслы, которые продуцировал Майдан, отчасти утрачены или размылись, поэтому вам хотелось их зафиксировать. Что это за смыслы?

 

– Здесь мне кажутся важными две мысли. Первая – это модернизация традиции. Если ты хочешь взять с собой в будущее многовековую историю Украины и ее уникальную культуру, тебе надо ее более или менее приемлемо упаковать. Вопрос как это сделать – сегодня, на мой взгляд, один из самых важных для нас. Хорошими вариантами его решения, на мой взгляд, стали коллекция Ксении Шнайдер, ключевым приемом которой стал компьютерный глитч традиционной украинской вышивки, и платья Юлии Магдыч, в которых она осовременила вышиванку, доведя ее до европейского boho-стиля. Таким образом, вышиванка превращается в удобную современную одежду. На мой взгляд, одно из условий актуальности традиции в том, чтобы научиться интерпретировать эту эстетику по-новому, для современной жизни.

 

Вторая мысль – это идея политической нации, когда главное – не кровь и этническая принадлежность, а гражданское самоосознание. Для Украины это была совершенно модерная идея, потому что даже Оранжевая революция делалась на базе идеи этнической нации. Идея политической нации возникла на Майдане во время Революции достоинства в практическом ключе – люди там говорили на разных языках, но все были заодно, и все работали вместе. И сегодня на Донбассе в зоне АТО происходит точно так же.


Выражением этого в одежде стал всплеск популярности символики, которая все годы независимости вообще не пользовалась спросом – это флаг и герб. Ты можешь не быть этническим украинцем, а вышиванка может не быть твоей национальной одеждой, но это флаг и герб твоей страны. Это шире, чем вышиванка.

Именно этим объясняется бум на майки и свитшоты с гербом сразу после Майдана. В этом же контексте был очень удачно решен инагурационный наряд Марины Порошенко в цветах национального флага.

 

– Следующий важный слом произошел, когда украинские дизайнеры начали продаваться в мультибрендах по всему миру, а успех их брендов стал измеряться продажами. Как это произошло?  

 

– Прямо сейчас происходит индустриализация украинской моды – можно сказать, наконец-то. Этот процесс стал настолько масштабным, что, наконец, оказался заметным и для украинских покупателей, по крайней мере, в больших городах. На украинский рынок массово вышла одежда украинских дизайнеров. Их могло бы быть еще гораздо больше, если бы не одно обстоятельство. У нас есть исчезающе малое число менеджеров, способных капитализировать бренды дизайнеров. Бренды возникают и пропадают именно из-за нехватки грамотного менеджмента. Но есть дизайнеры, доказывающие, что индустриализация моды в принципе возможна.

 

 

– Финальная точки экспозиции – некое облако хэштегов, отсылающее зрителя к актуальным на сегодня явлениям: осознанное потребление, экологичность и т.д.

– Я рассматриваю экологический тренд как новую идеологию, которая упала на благодатную почву. Люди сегодня думают: «Что-то давненько мы не спасали мир». Они хотят быть частью чего-то, что больше их. Западная идеология индивидуализма, конечно, приятна, но долго на этом не протянешь. Последней массовой идеологией была коммунистическая. Она привела к ужасающим результатам, люди испугались и много лет в принципе не думали о коллективных проектах, улучшающих мир. Но прошло время, ужасы забылись, и вот опять люди ищут, что бы такое могло их объединить ради высшей цели. 

 

– Если проанализировать все 26 лет украинской современной моды, то как мы изменились как общество? И где мы сейчас? Что можно сказать, если выйти прямо сейчас на улицу, и посмотреть, что люди носят?

 

– Если посмотреть, что люди носят на улицах, то первое, что бросится в глаза – это рассинхронизация, отсутствие единой временной привязки. Украина – общество с переходной экономикой и переходной ментальностью. Такие общества движутся очень быстро. За 25 лет мы прошли гигантский путь, но не все могут бежать с такой скоростью. Кто-то застрял в нулевых, кто-то все еще живет в 1992 году, а кто-то – вообще как при СССР. Сегодня на улице мы видим людей, которые одеты, как в то время и мыслят соответственно. Ждут субсидий, голосуют за того, кто решит за них и т.д. Когда мы выходим на улицу, мы видим всю историю нашей страны сразу.

Проблема в том, что мы все должны договориться. А мы – жители разных эпох и, по сути, цивилизаций. Поэтому любые выборы, любое школьное собрание превращается в абсурд, поэтому невозможно создать в доме ОСББ, да просто договориться, в какой цвет покрасить заборчик вокруг клумбы. Потому что люди, которые пытаются это обсудить – как правило, минимум из трех разных эпох.

Если же говорить о самом современном глобальном тренде, который все чаще можно увидеть на наших улицах, я бы сформулировала его «мода как одежда». Сейчас самым модным, востребованным товаром являются впечатления или новый опыт, а не дорогая внешняя презентация. В мире уже сформировалось новейшее поколение супербогатых людей, которые не презентуют себя через моду, они просто покупают одежду, чтобы ее носить. Соответственно, даже те, кто имеет деньги на дорогую одежду, не покупают и не носят ее, и именно этим они доказывают свою модность.

 

Соответственно, молодежь стала легче относиться к моде. Никто больше не покупает туфли за $500, чтобы потом голодать три месяца, – люди лучше потратят эти деньги на путешествие. Я вижу эти перемены на улицах, и это меня очень радует.

 

 

Фото предоставлены Мистецьким Арсеналом, фотограф – Богдан Пошивайло.