27 липня 2015

Сергей Моргунов: «Главная цель военной фотографии – приблизить мир»

Завтра в арт-пространстве Port пройдет лекция Сергея Моргунова «Фоторепортаж. В чем разница между героями мира и войны». Накануне мы поговорили с киевским фотографом, ставшим волонтером в зоне АТО, о том, как один кадр может помочь множеству людей, нужны ли на войне постановочные съемки и том, как изменились глаза людей на Востоке.

 

 

– Как получилось так, что ты начал включаться в ситуацию на Востоке?

 

 

– Помимо добрых намерений и желания помочь людям срабатывал человеческий интерес – мне хотелось самостоятельно разобраться в ситуации. Еще в юношестве я мечтал быть военным фотокорреспондентом, чуть не пошел в американскую армию, чтобы попасть в Ирак. Но отказался, так как условия для людей, которые не были гражданами США, оказались сомнительными. К сожалению, война началась в моей стране.

 

– Когда у тебя случился переход от человека, который снимает гражданскую жизнь, к фотографу, включенному в войну?

 

– Думаю, еще с Майдана. С того времени произошло много внутренних перемен. Будем откровенны, на Майдане тоже происходили боевые действия. Конечно, это не сравнимо с тем, что происходит сейчас на Востоке. Но по отдаче, жертвенности и масштабности это было очень серьезно. Я как гражданин активно в этом участвовал.

 

Помимо Майдана, переходным моментом от гражданской к военной фотографии был Крым. Я снимал быт людей, рядом с которыми шла война. Несмотря на то, что там не было активных боевых действий, в Крыму происходило много неприятных, страшных вещей, с которыми мне приходилось сталкиваться.

 

 

– Есть ли для тебя разница между тем, как нужно фотографировать людей на спокойной территории и тем, как делать то же самое в условиях войны?

 

– Разница между людьми невелика. Мне кажется, что больше зависит от менталитета. На востоке Украины я абсолютно четко разделил для себя, кто такие русские, украинцы, греки и татары – все эти группы представлены в этом регионе. Каждая из них по-своему реагирует на происходящее. И чаще всего люди в одной группе реагируют одинаково.

 

Везде ты пытаешься наладить контакт с людьми, чтобы они начали тебе больше доверять. Чем лучше ты их узнаешь, тем качественнее получается материал. Разница проявляется в том, как ты с общаешься с людьми. На военной территории сложнее добиться, чтобы они пустили тебя в свой мир, Особенно когда люди знают, что ты из Киева, и что ты не их единомышленник.

 

Однажды в прифронтовом поселке мы общались с одной маленькой девочкой. Я спросил, какая у нее любимая игрушка. Она ответила, что кассовый аппарат, но он остался в Донецке. И она не знает, когда сможет его забрать. Через пару дней я вернулся в Киев и написал в Facebook, что мне нужен игрушечный кассовый аппарат, чтобы передарить его девочке на войне. Через 2-3 дня я вернулся и привез ей подарок. После того, как родители увидели мое небезразличие, они показали подвал, в котором живут. До этого они даже не упоминали об этом.

 

Произошла случайность, но таким образом я перешел порог доверия, и семья стала ко мне более открытой. После чего они пустили меня в свой мир. Благодаря этому я смог поснимать условия, в которых они живут. Одно дело – сделать фото ребенка просто в селе, совсем другое – когда ты заходишь в подвал с облупленными стенами. На полу матрас, на нем аккуратно постелено белье, а рядом лежат куклы Барби. Такая фотография рассказывает историю.

 

Ты можешь сделать фото бабушки, которая просто стоит возле домика, но снять это также возможно в любой части страны. А можно снять так, чтобы было видно, что бабушка в коляске, без ноги, светит солнце, а рядом греется чайник на кирпичах.

 

О многом говорят глаза. В глазах людей, которые видели войну, умирает что-то живое. У детей появляется очень взрослый взгляд. У военных глаза становятся похожими на глаза маньяков. Они при этом могут оставаться добрыми людьми, но когда они убивают, в душе что-то умирает. И это видно по глазам.

 

– Как ты для себя решаешь вопрос этики в съемке? 

 

– Я плохой фотограф – у меня очень много кадров не состоялось из-за того, что я интеллигентно подходил к вопросу съемки. Например, в поселке Мирное бабушка под 90 лет стояла, опершись на крыльцо, и курила сигарету. Это было безумно красиво. Я у нее спросил, можно ли ее сфотографировать и она сказала, что нет. Бывают случаи, когда фотографирую, а потом уже иду общаться и тогда получаю разрешение на съемку. Но такое я практикую редко.

 

Я всегда пытаюсь объективно передавать информацию. Если наши военные что-то чудят, я об этом пишу. Если человек настроен против Украины, то я пытаюсь объяснить, почему так произошло. Например, потому что украинский снаряд попал к нему в дом. Но такое случается. Это война.

 

– Допускаешь ли ты некоторую постановку в военной фотографии, чтобы усилить эффект?

 

– Бывают постановочные кадры. Но даже постановочные снимки «эй, давай, для пацанов» через 20-40 лет будут иметь ценность, потому что в них рассказывается история. Когда люди садятся смотреть альбомы, они говорят: «А вот этого парня уже нет. Этот стал тем-то». Кадр, сделанный на войне с людьми, которые вместе что-то пережили, важен. В нем видна их дружба, связь.

 

У меня были пару снимков, когда мы тестировали кикиморы – маскировочные вещи для снайперов и разведчиков. Они выглядят, как мохнатые пончо. Такие кадры всегда постановочные, потому что никто не возьмет с собой фотографа в секрет – место, где сидят снайперы и разведчики – ведь таким образом они выдадут свою позицию.

 

– Какой самый сильный кадр из тех, что ты сделал?

 

– Для этого есть две категории. Самый сильный кадр –тот, который больше всего тронул людей и тот, который больше всего тронул меня. Для людей самым сильным был кадр с бабушкой из поселка Староигнатовка, Донецкой область. Там нет ничего о войне, кроме ее слез.

 

 

А лично для меня это портрет семьи. Когда женщина ехала домой со своей дочкой, танк прямой наводкой выстрелил по их мопеду. Дочка погибла, женщина получила массу осколков, потеряла ногу. Она больше не сможет иметь детей. У нее остался маленький ребенок. Сама история меня настолько тронула, что у меня дрожали руки. В тот момент мне было физически некомфортно, мне хотелось поскорее уйти. Но в результате я сделал портрет женщины с ее мужем и их маленьким ребенком. Там не видно, что женщина без ноги. С одной стороны, это обычный семейный портрет, а с другой, как мне кажется, у них на лицах все написано.

 

– Изменила ли тебя какая-то конкретная история во время поездок? 

 

– Да, это была история с бабушкой из поселка Староигнатовка. Мы ехали к военным и решили, что заодно поищем людей, которые находятся в этом районе и нуждаются в помощи.

 

Это была моя первая гуманитарная поездка. В первую очередь мы пытались помогать пенсионерам и людям с физическими проблемами. Нам рассказали, что в таком-то доме живут две бабушки. Мы постучали, к нам вышла милая старушка. Когда мы дали ей пакет еды, она заплакала. История в том, что в этом доме живут две сестры. Одной из них 83, а второй 85 лет. Чтобы купить продукты, младшая сестра идет 10 км до села Бугас. Там садится в маршрутку до Волновахи. Для этого еще нужно выстоять в очереди. Проезжает два блокпоста, снимает пенсию, покупает там продукты и проделывает этот же путь обратно. Помимо этого, она занимается хозяйством по дому, работает в огороде, ухаживает за гусями. Ее старшая сестра не ходит и слабо видит.

 

Да, у них есть пенсия, но все равно нужно помогать таким людям. В момент, когда бабушка плакала, я сделал кадр. Я отдельно написал историю про нее и выложил фотографию в Facebook. После этого мы за день собрали 40-50 тыс. грн. Я тогда понял, что мои фотографии могут не только рассказывать историю, но и помогать другим.

 

– Что за люди остаются жить в зоне АТО?

 

– Это люди всех социальных групп. Многие лишились всего из-за войны. Люди, которые раньше были очень обеспеченными, сейчас выживают только за счет того, что выращивают что-то в огороде. Некоторым просто не к кому уехать. Кто-то стесняется усложнять жизнь своим родственникам. В лагеря для беженцев не едут, потому что там ужасные условия. Они служат скорее бутафорией. Я понимаю людей, которые выбирают жить на вокзале, а не в лагерях.

 

– Могут ли фотографии войны приблизить мир?

 

– Собственно, это главная цель фотографии. Когда ты делаешь истории про людей в зоне боевых действий, то показываешь, как и чем они живут. Чаще всего это рассказы про покалеченные судьбы. Когда люди видят и читают это, они проецируют их на себя. Они думают: “А что если это было бы со мной?” Видя пожилую женщину, они сравнивают ее с матерью. Все это очень сильно пропускается через себя. Главная цель фотографии с войны – показать, насколько она ужасна.

 

Фото – Сергей Моргунов 

 

Матеріали рубрики Re:Invent публікуються за сприяння Фонду розвитку українських ЗМІ посольства США в Україні.