15 травня 2014

Андрей Бондарь: «Людям захотелось быть лучше, чем им позволяла реальность»

 

По четвергам Platfor.ma проводит встречи с людьми, которых мы уважаем за талант и интеллект. В рамках благотворительного марафона в поддержку нашей краудфандинговой кампании на Big Idea лучшие люди страны рассказывают о том, как добиться успеха для себя и для Украины. В прошлый четверг лекцию для друзей Platfor.ma прочел литератор, публицист и блогер Андрей Бондарь. Мы приводим самые интересные мысли Андрея о его информационной борьбе на Западном фронте, будущих шедеврах украинской литературы и том, сможет ли Россия измениться к лучшему.


 

Про Майдан и буквы

В середине января, когда на Майдане появились первые погибшие, я сел за компьютер и понял, что мне нужно прямо здесь и сейчас что-то сделать. Идея возникла из ничего – я начал озвучивать что-то своей жене Софии Андрухович, и пока говорил, сформулировал суть проекта и для себя. Нужно было делать то, что мы умеем – не просто ходить на Майдан и стоять. И мы на голом энтузиазме сделали информационно-аналитический проект для Запада.

 

Два месяца подряд у Майдана была большая проблема – он сталкивался с полным непониманием западной аудитории.

 

С непониманием элементарных вещей, которыми мы дышали и жили. Ну, нам ведь не нужно было объяснять друг другу, что нацистов на Майдане нет, а есть правые группы, которые все же не пропагандируют насилие. А Западу – нужно было.

 

Мой тесть Юрий Андрухович придумал написать письмо западной аудитории и все в нем рассказать. Он его быстро сочинил, а мы перевели на 30 языков. Как это удалось, я до сих пор не понимаю, но письмо разошлось по всему миру. У меня было ощущение, что прорвалась плотина. У нас не было денег, не было ничего, кроме голого энтузиазма. Мы не были никакими журналистами или пиарщиками – абсолютные аматоры. И мы, аматоры, начали писать другим таким же чайникам, составили список из проблем, которые, по нашему мнению, стоило разъяснить Западу. Например, в чем разница между украинскими ультрас и, скажем, ультрас Великобритании. Или про то, что антисемитизма на Майдане нет.

 

У нас было две девушки-волонтера, которые мониторили немецкую прессу. В Германии Украина информационную борьбу проигрывала начисто – там столько мифов и стереотипов гуляло про Майдан, что ужас. Мы поняли, что нужно с этим что-то делать.

 

Сформировалась группа, которая ходила по статьям на тему Украины и подкладывала туда в комментарии наши материалы. При этом очень многие комментарии под этими заметками были русскоязычными – настолько широко работала пропаганда. 

 

Мы пытались если не пошатнуть уверенность в том, что на Майдане фашисты и боевики, то хотя бы зародить зерно сомнения.

 

Вскоре это настолько все раскрутилось, что мы стали выдавать по три оригинальных материала в день на разных языках. С самого начала были английский, польский и немецкий, но затем польский сам по себе отпал – поляки и так все сами понимали. А английский и немецкий продержался до конца революции.

 

Всего вызвались помочь более 700 человек, и потом примерно двадцатая их часть постоянно чем-то помогали, что-то делали, где-то мониторили, писали и переводили. Какие-то совершенно незнакомые люди писали, что вот есть такая неправдивая статья, они сочинят ответ и уже договорились, что его напечатают там-то. Это было неимоверное количество маленьких полезных инициатив.

 

Была девушка, которая работала с немцами. К ней обратился приятель из Die Welt, который также писал для The New York Times, и рассказал, что хочет проехаться по Львову, Киеву и Симферополю. Она попросила, чтобы кто-то, знающий немецкий, его встретил во всех этих городах и отвел туда, куда ему нужно. В итоге во Львове его провели по всем этим Правым секторам, в Киеве показали Майдан, потом он увидел также Симферополь, Феодосию и Керчь. В результате вышла статья про Украину в Die Welt и три больших материала в The New York Times. Эти статьи были абсолютно позитивными и проукраинскими. Это был явный прорыв с точки зрения нашего влияния на западную мысль.

Фотографія: streetwrk.com

 

Про творчество

Мы пережили очень серьезный и страшный опыт – мы встретились с оружием и смертью. У предыдущего поколения писателей такого экстремального опыта не было. Эти люди пережили псевдо-разрушение империи, но энергетически они брали импульсы для творчества из других сфер, например, из алкоголя. Это я совершенно без юмора говорю. 

 

Предыдущие два поколения литераторов были в основном алкогольными.

 

Я боюсь давать какие-то прогнозы, но один все-таки рискну: через несколько лет будет пару украинских текстов, которые прозвучат на весь мир. Потому что такой уникальный опыт, как мы пережили, не может пройти даром. Украинская литература сейчас очень инфантильна и эгоцентрична. Теперь, я надеюсь, писатели вернутся к людям и описанию простых, трагичных историй.

 

 

Про Россию

Даже при Януковиче в Украине дышалось легче, чем в России. Майдан как явление был актом в вольном и свободном воздухе, потому что не свободные люди не сделали бы то, что сделали мы. Я уверен, что режим Януковича – худшее, что могло быть построено в Украине, ведь он пытался создать монархическое феодальное общество, которое абсолютно чуждо украинской душе. Но даже при этом режиме мы дышали свободно.

 

Изменить ситуацию в России, сделать ее более человеческой, можно только после очень большого взрыва и большой катастрофы. Я не вижу, каким естественным путем этот великий и в прямом, и в переносном смысле народ может изменить ситуацию к лучшему. У нас другая история. Мы можем. Нужно только не упустить этот момент.

 

Россия пошла на реванш. Неизвестно зачем. Точно так же, как в тридцатых годах на него пошли немцы.

 

Зачем России реванш? Это ведь возвращение в состояние блаженной иллюзии, в СССР, точнее, в страшную карикатуру на Советский Союз. Очень тяжело изменить к лучшему страну, когда хочет регрессивной революции – снова вернуться к состоянию коллективной безответственности, когда никто ни за что не отвечает, когда каждый человек делегирует свою волю вертикали. Говорить про чудесные изменения в России в этой ситуации не приходится. Повторюсь, только большая катастрофа может все изменить. Боюсь, эта катастрофа по масштабу будет схожа с бомбами над Хиросимой и Нагасаки или советскими танками в Берлине.

 

Фотографія: streetwrk.com

Про непонятную Украину

Однажды ночью к нам в Арт-барбакан на Майдане пришел какой-то абсолютно ошарашенный чувак в сломанных очках и черной куртке, измазанной какой-то дрянью. Это были времена, когда все всерьез развернулось на Грушевского – у нас как раз сидели студенты-архитекторы и разливали коктейли Молотова. Он пытался что-то сказать на английском и никак не мог отдышаться. Я спросил его, откуда он и что здесь делает. Оказалось, из Нью-Йорка. Казалось, что он контужен. Он все время повторял: «Я не понимаю этой страны. Не понимаю. Я видел, как протестующие бросают Молотовы в полицию, но ни разу не видел, чтобы полиция бросала Молотовы в простых людей, как у вас. Я не понимаю!»

 

Смотрите, как ситуация повернулась. Вот, на Донбассе сейчас воюют бойцы спецподразделения «Альфа». Это вполне могут быть те же самые люди, которые стреляли по нам на Майдане. И уж точно это люди той системы. Но теперь они внезапно оказались за нас. А Кернес? Если бы два месяца назад кто-то сказал, что его подстрелили, то все были бы счастливы! Но сейчас все изменилось и на все мы смотрим совсем другими глазами.

 

Революция не закончилась, она продолжается.

 

Если не будет явного нападения с танками и самолетами, если будет шанс на нормальное развитие и свободные выборы, если произойдет настоящая, а не символическая, как в 2004 году, ломка системы, тогда революция закончится. Мы сделали очень важную вещь – сменили власть. Но если представить ее в виде айсберга, то та часть, которую мы не видим четко, остается в нашей реальности. Пока что мы живем в реальности абсолютно нереформированной.

 

Когда мы идем в ЖЭК или еще каким-то образом сталкиваемся с государством, зачастую сама система толкает нас на то, чтобы быть нечестными. И вот настал момент, когда людям захотелось быть лучше, чем им позволяла реальность. 

 

Это и привело к Майдану.